Ниндзя в тени креста - Виталий Гладкий

Сомнений не оставалось – это был тайный склад пиратов вако. В других сундуках Гоэмон нашел немного золота в кошельках, но большей частью там лежало разнообразное оружие, серебряная посуда и китайский фарфор, который дорого ценился на родине Гоэмона. А в корзинах и мешках хранилась одежда, в основном китайские шубы и халаты, украшенные шитьем, с разрезами на боку, и шелковые ткани – все, что награбили пираты за сезон и что пользовалось большим спросом на Хондо. «Значит, вако скоро должны явиться на остров, чтобы забрать добычу для продажи перекупщикам», – подумал Гоэмон.

От этой мысли он почему-то не ощутил никакой радости. Если до этого в нем еще теплилась надежда, что вако могут оставить его в живых и даже пригласить в пиратское сообщество, то теперь она сгорела синим пламенем. Вако просто не могут оставить в живых человека, которому известно местонахождение их тайника. Даже если Гоэмон поклянется самой страшной клятвой, что он понятия не имеет о пещере, все равно веры ему не будет.

Долго задерживаться в пещере пиратов Гоэмон не стал. Он лишь взял себе одежду и оружие, а также кошелек с золотыми монетами. Конечно, на острове деньги не нужны, но юноша все-таки лелеял надежду, что ему удастся добраться хотя бы до материка. Впрочем, по здравому размышлению, это было не менее опасно, нежели сдаться пиратам. На плоту далеко не уплывешь, а самое близкое побережье материка – это земли Чосон. Корейцы плохо относились к японцам из-за пиратов вако, которые часто нападали на их селения. Поэтому Гоэмон и не торопился делать плот, тем более что моряк из него был никудышный.

С одеждой ему повезло. В одном из сундуков он нашел полный наряд синоби: куртку-доги с множеством карманов, пояс, штаны, ножные обмотки, носки-таби, прочную матерчатую обувь на кожаной подошве с выделенным большим пальцем и капюшон-дзукин. С помощью капюшона синоби мог скрыть лицо, использовать его для фильтрации питьевой воды (капюшон был пропитан дезинфицирующим раствором), а также в качестве защитной маски от дыма в случае пожара и для перевязки ран. Вся одежда была бурого цвета, который хорошо сочетался с темнотой ночи, а на отвороте куртки черными нитками был вышит какой-то цветок в круге.

Это открытие заставило Гоэмона призадуматься. Похоже, тайник принадлежал человеку, который прошел школу ниндзюцу. Мало того, он явно был самураем, о чем свидетельствовала вышивка, представлявшая собой камон. В этом не было ничего из ряда вон выходящего; Гоэмон знал, что многие дзи-самураи (деревенские самураи) провинции Ига обучаются тем же наукам, что и молодежь клана Хаттори, и нередко в тех же самых школах ниндзюцу. Таким образом дзёнин клана привлекали их на свою сторону, что помогало в борьбе против карательных отрядов сёгуна. Деревенские самураи входили в кланы, обитавшие в горах и на побережье, жили охотой и рыболовством и нередко образовывали отряды разбойников.

Случалось, что дзи-самураи примыкали и к вако, и даже становились капитанами пиратских шаек. Видимо, тайник принадлежал одному из таких авантюристов. И если он действительно синоби, то человек, прошедший школу ниндзюцу, непременно заметит посещение пещеры чужаком, ведь Гоэмон не маскировал свои следы. Да и какой смысл в маскировке, если он забрал одежду, золото и оружие?

Из оружия Гоэмон выбрал кинжал и превосходный лук, явно изготовленный чужеземным мастером. Он был меньше японских луков, что хорошо на охоте в лесу, и очень тугой (юноша едва натянул тетиву, хотя и не был обижен силой). Лук сделали составным, склеив из тонких слоев разных пород деревьев и сухожилий и покрыв его влагостойким лаком, а рога были костяными, с красивой резьбой. В пещере нашлись и стрелы, чему Гоэмон сильно обрадовался: одно дело – его поделки, которые не отличались идеальными формами из-за отсутствия необходимых инструментов и материалов, а другое – изделия оружейного мастера.

Кинжал-тандзе был о двух клинках по обе стороны рукояти. Он был хорош в руках знатока ножевого боя из-за непредсказуемости фехтовальных приемов, что в сражении стоит дорогого.

Кроме того, Гоэмон прихватил еще кагинаву – «кошку» ни длинной веревке, которая всегда могла пригодиться не только в хозяйстве, но и в бою, а также топорик. Он был небольшим, так как его использовали в качестве метательного оружия (правда, очень редко), но в хозяйстве все сгодится. К сожалению, не удалось отыскать любимое оружие Гоэмона – сюрикены. Или пират-самурай не умел ими пользоваться, или носил с собой, что более вероятно. В буйном пиратском сообществе ухо всегда нужно держать востро, чем-нибудь недовольные вако могли и капитана отправить за борт, а что может быть лучше при неожиданной схватке на ограниченном пространстве, нежели сюрикены?

Гоэмон возвратился в свое жилище с тяжелым сердцем. Но уже к вечеру врожденный и приумноженный годами тренировок стоицизм вернул все на круги своя. Он решил действовать по обстоятельствам. И потом, кто сказал, что пират, хозяин тайника, обязательно должен появиться на острове? Не исключено, что он уже отправился на зимовку в Хондо, а возможно, его джонку потопили корейцы или китайцы, и тогда морской разбойник уже смотрит на свои сокровища с небес.

Как бы там ни было, а приближались холода (уж они-то точно придут на остров), и Гоэмон занялся утеплением своего домика. Работа эта была несложной и привычной. Таким делом осенью занимались и в его деревеньке. Зимы в горах морозные, и чтобы хоть как-то сохранить тепло в домах, их стены снаружи обкладывали снопами рисовой соломы.

На острове рисовых полей не наблюдалось, поэтому пришлось довольствоваться пальмовыми листьями. Гоэмон сшивал их лианами и не складывал стопкой, как снопы, а подвешивал, крепко привязывая к стенам. За неделю его домик трудно было узнать. Он превратился в копну пальмовых листьев, которая с некоторого расстояния сливалась с окружающей растительностью, что юношу вполне устраивало – вместе с утеплением получилась и отменная маскировка.

Так минул нагацуки[51] – «месяц долгих ночей». Море штормило все чаще, и ловить рыбу приходилось все трудней и трудней. Хорошо, что шторма выбрасывали на берег груды съедобных моллюсков, морских ежей, кальмаров, а однажды Гоэмону здорово повезло – море преподнесло ему подарок в виде большой серой акулы. Ее ранил какой-то морской хищник покрупней, и высокие волны вынесли обессилевшую акулу едва ли не к подножьям скал, ограничивавших пляж.

Толстая и хорошо упитанная акула в длину была около десяти сяку. Увидев ее на песке, Гоэмон даже заурчал, как кот над плошкой со сметаной, – это же сколько мяса ему подвалило! Запас на целую зиму! Когда он начал разделывать акулу, она еще была жива, и юношу спасла от ее острых, как пила, зубов лишь отменная реакция. Он отпрыгнул от нее, словно ошпаренный, и некоторое время с невольным страхом разглядывал хищницу, которая ворочалась на песке, будто впервые увидел. Но это был ее последний – предсмертный – порыв и вскоре она затихла.